Если нет двух листьев на дереве, совершенно похожих друг на друга, то тем более нет двух людей на свете с совершенно одинаковой судьбой, и если бы каждый мог перед смертью описать свою жизнь, то различных биографий было бы столько же, сколько людей. Часто кажется, что жизненные тропы человека так же перепутаны друг с другом, так же перекрещены, как нитки в запутанном клубке без всякой цели, без всякого порядка; на деле никогда этого не бывает. Светоч веры бросает свой освещающий луч в запутанную тьму и показывает нам, как все эти перекрещивающиеся и перепутанные пути ведут к одному и служат мудрым предначертаниям и целям Создателя. Пути Провидения неисповедимы!.. Когда я, удрученный годами, бросаю взгляд на прожитые годы и наблюдаю извилины моего жизненного пути, я вижу, что часто стоял на краю гибели; но потом, вопреки всякому ожиданию, путь мой осветился лучом призвания, и я имею тому большее основание ценить мудрое и любвеобильное Провидение, что оно, путем, ведущим, по людскому мнению, к гибели и смерти, казало мне и массе мне подобных, новый источник жизни.

Мне было около 21 года, когда я с путевой книжкой в кармане, покинул родину. В книжке было написано, что я -- ткацкий подмастерье; но в сердце у меня было написано иначе, еще с самых детских лет. В безызвестности, с страстной тоской мечтал я об осуществлении своего идеала и ожидал своего отъезда -- я желал сделаться священником. Итак, я ушел не для того, чтобы дальше вертеть свой ткацкий станок, а чтобы отыскать кого-нибудь, кто помог бы мне учиться. Во мне принял участие прелат Матиас Меркле (ум. 1881), бывший тогда капелланом в Грененбахе, и два года давал мне частные уроки с таким усердием, что я за это время был подготовлен и мог быть принят в гимназию. Труд был не легкий и, как казалось, - напрасный. После 5 лет всяких лишений и напряженного труда, я был разбит телесно и душевно. Раз отец приехал, чтобы увезти меня из города, и у меня до сих пор звучат слова моего квартирного хозяина: "послушайте, господин ткач! На этот раз Вы увозите своего сына в последний раз". И не он один так думал. Знаменитый в то время военный врач, большой филантроп и великодушный утешитель больных, посетил меня в предпоследний год моего пребывания в гимназии -- 90 раз; в последний год -- более 100 раз; но моя все прогрессирующая хилость побеждала его познания и готовую на всякие жертвы любовь к ближнему. Я сам потерял надежду на выздоровление и с тихой покорностью ждал конца.